Мет Уаймен - За стеклом [Коламбия-роуд]

— Максимилиан, — любезно кивнул в ответ бармен. — Та же история.

Я забралась на табурет, поймала его взгляд, и улыбка бармена вернулась на прежнее место.

— Ну, Максимилиан, — я придвинулась ближе, — ты рассказал, что происходит с людьми вокруг, а как насчет тебя самого?

— Пожалуйста, — взмолился он, — зови меня Макс. Моя пассия иногда называет меня Милли, но это всякий раз рвет мне башню.

— Ну и что, она знает тебя как облупленного?

— Нет, — сказал бармен и, как бы между прочим, добавил: — только не она, а он.

С пылающими щеками я попыталась извиниться за поспешность своих выводов, но в итоге просто сгорбилась перед ним.

— Ну, — выдавила я, — это многое говорит о моей проницательности. Чуть раньше я поклялась бы, что ты флиртуешь со мной.

— Флиртовал, — признался Макс, — но я бы не хотел, чтобы об этом узнал мой партнер. Это выглядит скверно, даже если я настолько верен ему, что впору расплакаться.

Подумав немного, я пришла к выводу, что обо мне можно сказать то же самое. Затем спросила, глядя на него в упор:

— Очевидно, ты очень хорошо знаешь своего партнера?

Макс покачал головой в ответ.

— Я повторяю это всем пропащим душам, что умываются здесь слезами: никого нельзя знать на все сто процентов. Это попросту невозможно. Даже если человеку нечего скрывать, всегда найдутся вещи, которых ты о нем не знаешь и не захочешь узнать. То же самое, что заглядывать в черную дыру. Все хотят выяснить, что там прячется, но для этого приходится рисковать слишком многим.

Я ткнула большим пальцем куда-то через плечо, в скопление компьютеров у него за спиной.

— Кажется, я только что заглянула в такую дыру. Одним глазком.

— Вот оно как, — протянул Макс, словно это все расставило на свои места. — И теперь вновь обретенное знание рвет тебя на части, верно?

Я сказала, что именно в таком положении и нахожусь: лицом к лицу со своей собственной бездной. Получила полное представление о том, на что похожи парни за закрытыми дверями.

— Стало быть, у тебя теперь только два выхода, — определил Макс. — Выйти из Сети прямо сейчас и надеяться, что твои отношения переживут подозрительность, которую ты неизбежно в них привнесешь, или продолжать идти вперед с широко открытыми глазами. Выяснить о своем мужчине все, что только возможно, и затем спросить себя: любишь ли ты его по-прежнему? Потому что если любовь никуда не денется, когда ты пройдешь всю черноту до самого конца, то уже ничто на планете никогда больше не встанет между вами.

У меня закружилась голова. А бармен по имени Максимилиан как ни в чем не бывало потянулся к своей тряпочке и снова протер стойку.

— Спасибо, — почти благоговейно сказала я и осушила бокал. И тут сообразила, что еще не доставала кошелек. — Сколько я тебе должна?

— Сколько? — сперва мне показалось, что Макс ведет подсчеты в уме, но затем он вернулся, уже с улыбкой, к прежнему занятию. — Брось, о чем ты говоришь? Скоростной и неограниченный доступ к Сети — это большой плюс моей работы, но ничто не сравнится с теми сплетнями, которые я порой выслушиваю.

Теперь настала моя очередь щегольнуть улыбкой: замечательное ощущение, а я уж и не думала, что когда-нибудь смогу улыбнуться. Я вновь почувствовала в себе такую решимость, что Максу теперь лучше остерегаться новой подруги.

— Держи бокалы сияющими и нарежь свежий лимон, — сказала я. — Потому что передо мной лежит долгий путь открытий, ведущий в глубины Сети, и мне еще не раз придется вернуться, чтобы подкрепить свои силы.

Макс присвистнул сквозь зубы, но он, похоже, не хуже меня знал, чего ожидать. Это впечатление усилилось, когда он, поглядев мне в глаза, спросил:

— Уверена, что выдержишь?

— Как бы там ни было, — заверила я бармена, — моего бойфренда ждет сегодня крупный скандал.

Бабуины. Ищут друг у друга блох, ссорятся, нежничают и спариваются. Это зрелище стало фоном моего ночного тет-а-тет со Слимом: Павлов сдержал обещание и оставил нас наедине. Теперь мой брат опустошал наверху бачки и наполнял водой раковины, пока мы двое искали способ сдвинуться с мертвой точки.

— Кстати, насчет обезьян, — произнес Слим, кивая на экран. — Есть теория, что некоторые из них составляют пары на всю жизнь, но обычному человеку такое и в голову не придет при виде того, как порой ведут себя самцы.

Я обернулась к телевизору, не желая присаживаться рядом со своим другом на диван, и увидела, как один из самцов свисает с ветки, вцепившись в нее пальцами ног. Я знала точно, что это самец, потому что вниз также свисали его яички, и животное казалось совершенно завороженным этим зрелищем: оно то и дело протягивало лапу, чтобы потеребить их туда-сюда, издавая при этом истошные крики, чтобы все прочие видели, на что ему повезло наткнуться. Пусть я первой холодно усмехнулась, но ведь это Слим нарушил молчание.

— Точно, это уже один раз показывали.

— Слим, я…

— Прости меня за прошлую ночь, — сказал 0н. — Я здорово тебя подвел и прошу прощения. Павлов открыл мне глаза, рассказав, как ты расстроилась из-за нас с Мисти. Могу сказать одно: с этими веб-камерами Картье всех нас обвел вокруг пальца.

— Ты сам не знаешь, насколько прав.

— Нужно срочно поговорить с хозяином, уговорить его выключать камеры хотя бы после шести. Обыкновенные виртуальные дома не держат двери открытыми все двадцать четыре часа в сутки, так почему мы должны быть исключением?

— Думаю, у него есть на то свои причины. — Я испустила вздох, надеясь, что Слим сейчас заткнется и даст мне возможность заговорить, а вовсе не покинет диван ради нового осмотра прилегающей территории. Глядя, с какой осторожностью Слим высовывает нос из-за портьеры, я чувствовала, как он стремится оттянуть неизбежное. Павлов вынудил его поговорить со мною по душам, обсудить наше с ним будущее, и вместо этого Слим застыл теперь у окна, спиной ко мне.

— Слим, — сказала я, на этот раз тверже. — Хочу тебя кое о чем предупредить.

— Да все в порядке, — ответил он, поднятой ладонью отметая мои возражения. — Наш старинный друг в дамском белье, я и сам его вижу.

— Я хотела поговорить не о нем…

— Когда ты проходила мимо, он случайно не спал за рулем? — Слим оглянулся на меня, и в глазах его блеснул панический ужас. — Старому человеку многое можно простить: бесконечные приступы ностальгии, запачканную подливкой одежду, отход ко сну каждые десять минут, но дамское неглиже? Меня теперь не удивит, даже если он появится в платье, сшитом из человеческой кожи.

— Его неглиже, — перебила я, — скорее, цвета жженого сахара, а вовсе не кремовое.

Медленно, как будто я только что приставила кончик лезвия к его шее, Слим развернулся ко мне с таким видом, будто сомневался, правильно ли он расслышал мою реплику. Можно подумать, это я сторожу под окном, надеясь на автограф.

— Разве я назвал этот цвет кремовым?

Чувствуя, что дрожу внутри и снаружи, я отстраненно подумала: интересно, сколько людей сейчас испытывают оргазм при виде этой сцены, взирая на нее не только через знакомую нам камеру, но и через тот, второй сайт. Я глядела на Слима, готовясь выложить все начистоту, поведать ему всю подноготную, рассказать обо всем без утайки, но что-то заставляло меня тянуть время. Какой-то инстинкт, не подверженный алкоголю и не затронутый той бурей эмоций, что призывала меня уладить личные разногласия прямо сейчас, у всех на виду. Поэтому вместо того чтобы, широким мановением руки обведя комнату, показать, где прячутся тайные камеры и микрофоны, а вслед за этим поразить Слима известием, что я в точности знаю, как он описывал наряд старика в машине, я просто сказала ему:

— Я слишком хорошо тебя знаю, — и ретировалась на кухню.

Я нуждалась в пространстве, стакане воды и глотке свежего воздуха. Воды в кухне хоть залейся, но про приватность можно забыть, и не только потому, что Слим поволокся за мной. Я чувствовала его присутствие спиной, на расстоянии; возможно, он гадал, на какие жертвы ему теперь придется пойти, чтобы вновь завоевать мое расположение. Опять тот же вопрос: может, рассказать ему обо всем? Просто развернуться сейчас и промчаться по кухне ураганом, с корнем корчуя камеры — слева, справа и по центру. Все равно здесь царит бардак. В мойке — немытые тарелки. На доске — хлебные крошки. На столе лоскутья фольги, жалкие остатки шоколадного яйца, явно указывающие на то, что настала очередь Слима прибираться.

— Это все из-за Мисти? — Я услышала, как он прочищает горло. — Если да, я прекращу прямо сейчас. Ты для меня значишь намного больше, чем поиск спрятанных в игре денег.

— Да нет, дело не в ней. — Я нашла стакан и наполнила его, позволив воде перелиться через ободок. — Уже не в ней.

— Вот как? — Слим выдохнул так резко, что я вообразила, как он съеживается, выпустив весь воздух. — Ты не поверишь, сколько уровней нам удалось одолеть сегодня! Мисти вскарабкалась по громадной скале, а наверху ее ждали сюрпризы и призы. Сначала мы нашли пистолет, а затем карту. Карту, Циско! — Могло показаться, что они бегали там вдвоем. — Вряд ли создатели игры разбросали их повсюду, так что моя Мисти, должно быть, оказалась среди первых, кому повезло наткнуться на такую карту. Боевой дух сразу взлетел до потолка. И более того — мы с ней наконец-то научились бегать… ну, действительно быстро работать ногами и, заметь, в нужном направлении. Крестик на карте отмечает место, где закопаны денежки, и с каждой очередной милей «Денежного залпа» мы все ближе и ближе. Так что держись меня, Циско, нас ждет победа… Цис? Да что с тобой такое? Эй, ты же плачешь. Ничего, сейчас я тебя развеселю. Иди-ка ко мне. Тихо-тихо. Ну, из-за чего все эти слезы?